Пограничность в свете русской души

Первый момент, который виден неприкрыто и его сложно не заметить – это то, что я называю “тупостью” и ригидностью, а также активное использование интроектов и установок без попытки всякого осмысления, и при этом яростная защита этих мнений. Причём со стороны это выглядит как будто бы попыткой сохранять традиции, но на самом деле к традициям это не имеет никакого отношения. Какие интроекты я слышу в разговорах на подобные темы: мы все обязаны гордиться победой во второй мировой войне, при этом эта гордость не сподвигает никого внимательно изучать историю, эта гордость превращается в лозунги типа «можем повторить», «им надо почаще напоминать», «Россию никто не победит», и так далее.

Подобные же лозунги я слышу в темах про насилие над детьми – «родители всегда хотят лучшего», «семья это святое не надо в неё лезть», «не надо учить воспитывать, если у вас у самих детей нет», «если детей не наказывать они сядут на шею», и так далее и тому подобное. При этом очень небольшой процент российских родителей (я имею ввиду действительно российских, а не московских родителей) готовы изучать литературу по воспитанию детей, вникать в детскую психологию, практически абсолютно большинство считает, что они все правильно делают… пока не наступают последствия. И такое огромное количество весьма странных установок наполняет головы, по моим ощущениям, большинства людей. С одной стороны это выглядит как нежелание думать, и это весьма логично, потому что навык тестировать реальность и видеть причинно-следственные связи, а также способность к системному и многофакторному мышлению – это способность зрелой и развитой личности. Интроективное мышление – это типичный признак пограничной личности.

Второе, что я подразумеваю под «тупостью» – это очень странные логические построения: когда на фразу о том, что «жизнь человека в масштабах планетарной экосистемы ничем не ценнее жизни любого другого существа» задается вопрос – «то есть между жизнью вашего ребёнка и вашей собаки вы выберете собаку? какая вы мать после этого?». Хочется спросить – как ты вообще связала эти вещи, женщина?! 

Когда человек может ездить на мерседесе с айфоном в руках, и голосить про гейропу и пиндосов. Бедное и примитивное мышление, когда за фасадом хорошего якобы образования, скрывается неспособность ответить себе на простые вопросы – почему и зачем? – а многие даже не видят разницы между этими словами.

Вместо этого мы можем услышать – так правильно, мы всегда так делали, это очевидно. Удивительно, каким образом образуются такие вот конструкты, когда люди не могут выводить мышление в разный фокус внимания и разную точку обзора, когда отсутствует доступ к рассуждению о разных вопросах, поскольку это требует нейтральности и способности не вкладывать собственную эмоциональную заряженность, а также навык подвергать сомнению все, что предлагается в качестве интроекта. Вместо этого существует набор установок, правил, и принимаемых с бешеной скоростью решений, которые возникают без даже минимальных попыток тестировать реальность, потому что к реальности нет никакого интереса. Спросите любого гомофоба, каким образом он изучил явление гомосексуальности, прежде чем сложить своё мнение. Ответ очень предсказуем – он не изучил ничего и даже в голову это не приходило никогда.

В пограничном сознании не принято думать, размышлять, подвергать вещи сомнению, задавать себе сложные философские вопросы. И причина не столько в том, что эти процессы наглухо подавляются практически с самого рождения – в нашей культуре не принято задавать вопросы, редко в какой школе на полном серьезе принято спрашивать у детей “а что вы думаете об этом?»

Скорее есть цель внушить, как положено думать правильно. Понятно что в таком фоне просто не формируется иной тип мышления, кроме как примитивное, проглатывающее, но не пережевывающее то, что поступает снаружи. Все выглядит так, что при таком количестве тревоги и ужаса, в котором находятся люди, просто нет времени задавать себе вопросы, которые неизбежно приведут к осознанию, что оказывается в нашей жизни огромное количество неопределённости.

Пограничная личность с огромным количеством тревоги просто не способна выдерживать неопределённость, даже очень короткое время, нет никаких опор, с помощью которых эту неопределённость можно было бы выносить. Поэтому просто нет времени на то, чтобы задавать себе эти вопросы, размышлять, анализировать, выбирать. Решение должно быть простым и быстрым и при этом не важно, насколько оно соотносится с реальностью, оно может быть абсолютно тупым и неэффективным. В таком количестве тревоги реальность перестаёт иметь значение, потому что главное – иметь определённость и ясность.

Второй очень явный аспект – это легализация собственных анигиляционных аффектов наряду с колоссальным сдерживанием нормальных реакций. Сюда же добавим удивительную слепоту к проявлениям психического нездоровья. Разрушающая агрессия легальна и разрешена повсюду и не производит впечатления ненормальной. В России вполне норм получить ушат оскорблений или хамства в интернете, на улице, в семье, от самых близких и самых далеких. И такой же ушат выдать в обратку при первой же возможности. Этому действию всегда найдётся куча оправданий – довели, самадуравиновата, нечего лезть на рожон, человек не сдержался (и не обязан сдерживаться).

Мы имеем право уничтожать другого «на всякий случай». Когда надо отстоять свои права – надо готовиться к войне, если не орать матом – никто не поймёт по нормальному. Все нужно пробивать и продавливать. И срочно уничтожать вокруг все, что может нести угрозу в картине больных фантазий (не жалеть ребёнка, чтобы не стал геем, не хвастаться успехами, чтоб не сглазили, выбросить из дома кошку при появлении двух полосок на тесте – она заразит ребёнка бешенством, не выставлять в коридор коробки из под новой техники – обязательно придут грабить, подчиненных нужно строить и запугивать штрафами, ведь никто не хочет работать, детей надо наказывать физически – иначе вырастут наркоманы). Не существует идеи, что адекватная эмоциональная саморегуляция – это норма. Существует или подавление импульсов на корню или срыв в аффект, который всегда будет оправдан внешними причинами.

Удивительно, с какой яростью люди отстаивают своё право на насилие над детьми. Полагаю, что это своего рода перенаправленная ярость. Насилие всегда порождает ярость. Но собственный родитель должен быть защищён от этой ярости, поэтому она подавляется идеей «бить детей это нормально». 

Как только появляется принудительное правило «бить детей нельзя» – у этой ярости есть шанс разрядиться. И возмутиться «значит и меня не должны были бить, это неправильно!» Но нет – включается другая защита – безопаснее направить свою ярость на тех, кто запрещает бить детей, кто напоминает нам о наших страданиях. Как это так, меня били, а мне значит будет нельзя? Что за херня? Я так ждал(а), чтобы деть куда-то свою агрессию, а мне смеют запрещать.

Зашкаливающая толерантность к насилию и способность выдерживать сильнейший прессинг, при этом всячески его же воссоздавая к другим – это тоже признак пограничной личности. Ужас и ярость как постоянный фон жизни. Кругом враги! На нас везде нападают! Америка только и думает, как уничтожить Россию, наши дети мечтают сесть нам на шею и бросить нас в старости, никто не будет тебя уважать, если ты первым не дашь по башке, мы должны встать с колен и показать им всем, почем фунт лиха! Опека жаждет забрать у нас детей, чтобы отдать их гомосексуалам на растерзание, а феминистки хотят захватить весь мир. Если я что-то буду иметь, все обязательно попытаются это отжать, потому что им нужно именно мое! А не попытаются, так экономика рухнет завтра обязательно в очередной раз. А если к нам относятся хорошо – это пиз*ежь и провокация, бесплатный сыр в мышеловке.

Касательно толерантности к психическим патологиям – это очевидная данность. Удивительно, но в российском обществе психическое заболевание замечают и распознают только тогда, когда это открытый выраженный психоз или тяжёлое разрушение мышления на последних этапах шизофрении. Все, что более лайтовое, называется «странностями», «это он просто дурью мается» или «ну вот человек такой». Депрессию называют раздолбайством и ленью, социофобию – интровертностью, созависимость – настоящей героической любовью.

Ещё один очевидный признак пограничного состояния общества – это неспособность воспринимать различия как безопасное явление. Любые различия для пограничника являются препятствием его стремлению к слиянию с миром, со средой, где все должно быть именно таким, как он ожидает, и все должно соответствовать его правилам, нормам и понятиям. Другой человек может быть слишком бедным, слишком богатым, слишком умным или наоборот тупым, он может иметь необычную внешность, растить ребёнка инвалида, или сам быть инвалидом, это может быть пожилая женщина, которая хочет одеваться ярко и привлекательно и носить макияж, это ребёнок с особенностями развития, человек с гомосексуальной ориентацией, любой из этих людей может в любой момент получить по голове в той или иной форме, просто сделав свои различия явными.

Когда девушка, который муж отрубил обе руки, после реабилитации выкладывает в интернет красивую фотосессию, дабы поддержать себя в травматической ситуации, она получает в ответ ушат помоев и фразы о том, что похоже муж все правильно сделал , и что она не такая жертва, какой хочет казаться, а шалава, которая пиарится на ситуации. Когда ребёнок с особенностями развития не может учиться с обычными детьми, потому что его там будут травить не только сами дети, но и весь преподавательский состав. Когда ты просто рассказываешь о том , что у тебя кот – аллергик, которому постоянно требуются препараты, а в ответ слышишь “а почему вы его не усыпите?”

В нашей стране ни один выздоравливающий наркоман или алкоголик, даже с большим сроком трезвости, не способен открыто гордиться своими достижениями. Он вынужден постоянно скрывать свою принадлежность к сообществу АА или АН и каждый раз чувствует себя идиотом, не зная, как объяснить остальным, почему он не употребляет алкоголь на праздниках. У «яжематери» все обязаны разбиться в лепешку ради ее дитятка и забыть о своих интересах, подвинуться, а лучше разбежаться по углам при ее появлении на горизонте.

Можно выставить в интернет фотографию очень худой женщины, очень полной женщины, очень мускулистой – каждая из них получит свою долю агрессии в комментариях. Они все не вписываются среднестатистическую серость, которой ожидает от них общество. В России до сих пор важно не выделяться, быть нормальным, при этом понятия нормы на самом деле сильно размыты, нормой до сих продолжает являться то, что разрушает и уничтожает, калечит – насилие, хамство, нарушение прав человека, беззаконие, отсутствие безопасности и защиты. При этом те различия, которые на самом деле никому не приносят вреда, типа женщины с большими мускулами или мальчика, желающего заниматься синхронным плаванием, вызывают кучу страха и агрессии.

Ещё один важный аспект пограничности общества – это отсутствие надежды на спасение от страданий. Если быть ещё точнее – это отсутствие репрезентации реального объекта, который способен спасти, на который можно опереться, который может что-то дать. Любой пограничник – это жертва длительного фрустрирующего обращения, которое приносило страдания. В пограничной картине мира наличие такого объекта теоретически возможно, но абсолютно нет никакого представления о том, каким этот объект должен быть. По этой причине спасающий объект часто становится очень абстрактным, мифичным, и при этом совершенно не имеет значения, как в реальности этот объект себя проявляет, если такой пограничный травматик решил с помощью идеализации возложить на него тяжкое бремя спасителя.

Спасающий объект может быть богом, судьбой, великим вождём, любым объектом, который достаточно недоступен , чтобы невозможно было с ним контактировать – а значит протестировать реальность – и при этом достаточно обезличенным, чтобы на него можно было навешивать любые проекции. При этом очень важно, чтобы этот объект обладал практически абсолютной властью, чем больше власти – тем больше надежды на спасение. А хорошие намерения и личные качества мы сами придумаем.

Такому обществу подойдёт любой президент, который будет активно выражать и показывать свою власть, давать простые и понятные лозунги и интроекты, будет амбициозным и обаятельным – то есть по сути достаточно психопатичным, а его патологические проявления народ все равно не будет замечать, поскольку идеализация на этом фоне работает отлично. Тот же самый процесс происходит по отношению к любым институтам власти: мы до сих пор боимся полиции, чиновников, учителей, врачей, и даже воспитателей в детском саду. Идеализация на основе статуса – это типичное мышление пограничной личности. Он прав потому что он родитель, он лучше знает потому что он учитель, если врач сказал значит так надо делать, отсюда никуда не исчезающее насилие в медицине, образовании, органах правопорядка, и любых других иерархических структурах.

При этом надежда на спасение должна оставаться только надеждой, ничем большим. Бытие с одной стороны наполнено этой мифической надеждой, а с другой стороны насквозь пропитано безысходностью и безнадёжностью. Даже если мы элементарно посмотрим самые лучшие произведения западного кинематографа, самые прекрасные и любимые всеми истории – это истории о спасении – Список Шиндлера, Спасение рядового Райана, Побег из Шоушенка, Зелёная книга, 12 злобных мужчин, и множество других примеров. В западной культуре спасающий объект ярко выражен, обладает конкретными чертами и признаками, понятно, как он должен себя вести и как проявляться. Если же мы обратимся к тому, что создают наши сценаристы, то мы не увидим там ярких историй о спасении жертвы. Мы увидим безнадёжность, которая может быть как угнетающей, так и наоборот призывающей гордиться тем, как мужественно человек выдерживает эти самые страдания.

Если посмотреть на большинство создаваемых продуктов кинематографа в России – там будет очень сложно обнаружить и сформулировать внятный образ спасающего объекта. Безнадега психотическая или безнадега нарциссическая, но так или иначе спасающего образа вы там все равно не найдёте. Нам словно говорят – терпите ребята, у вас нет шансов, на крайняк можете погордиться. И этим пронизано не только кино – этим пронизана вся жизнь. Аутичным посланием «Никто не поможет, справляйся сам!»

Также существует ещё один значимый момент – низкая способность к саморефлексии, как следствие отказа от чувствительности к себе в принципе. В обществе это приводит к масштабной эмоциональной глухоте Как к себе, так и к другим. Пограничные личности имеют очень слабо развитую эмпатию, им мало знакома какая-то иная внутреннее реальность, кроме собственной. И даже свое внутреннее состояние мало интересно. Этот процесс необратимо приводит к низкому уровню социальной и личной ответственности, локус контроля всегда находится где-то снаружи, вовне, кто-то другой рулит моей жизнью, но не я. Такое общество идеально для тоталитарной власти. Эти люди не будут задавать вопросы себе, такие сложные вопросы, как – «что я сделал для того, чтобы жить так, как я живу сейчас?» Причина всегда будет снаружи и в ком-то другом.

Эмоциональная глухота, низкий эмоциональный интеллект и не развитая эмпатия приводят к тому, что в социуме процветает изоляция, одиночество и равнодушие. Человеку может стать плохо на улице и все подумают что он пьяный, редко кто подойдёт, чтобы помочь. Вас будут избивать в собственной квартире, а соседи будут молчать, потому что их хата с краю и они не имеют права вмешиваться. Мама может орать матом на ребёнка при всех и никто ничего не скажет, потому что это не их дело. Запрет на эмоции, на чувства, на жизнь, это воспитывается почти с рождения, как писала Ирина Млодик – «Нельзя было не уметь чего-то сразу, например, завязывать шнурки, «один раз показала, должна понять», потому что «большая уже». Нельзя хотеть быть с мамой подольше и не отпускать ее спать, потому что «спи уже, кому говорят, ночь на дворе!». Нельзя плакать, если мама уходит, потому что «если будешь так кричать, не приду за тобой». Нельзя кричать, а то «что люди скажут». Нельзя шуметь, радоваться, прыгать, потому что «я сказала, чтобы было тихо!». На улицу нельзя, потому что «там одни бандиты», летом купаться нельзя, потому что «простудишься или утонешь», зимой в снег нельзя, «а то вымокнешь, как тебя потом сушить», друзей домой нельзя, потому что «вы весь дом разнесете». Новую игрушку нельзя, потому что «нет денег, а у тебя уже есть две». Много вопросов задавать тоже не стоит, «и так уже от тебя голова трещит». Итог – глухие, слепые и немые люди. Мертвые.

Ответственность это в том числе следствие способности осознавать себя и обращаться вовнутрь в поисках причин. Это способность отличать то, на что я могу влиять от того, что вне моей досягаемости. В случае пограничной личности есть картинка, что мир сильнее меня и от меня ничего не зависит, но при этом моя власть на людей рядом безгранична. Иллюзия силы влияния на других и такой же силы влияния на меня. Это приводит к невозможности регулировать свою жизнь. С одной стороны миф что из ребёнка можно воспитать что угодно, что мужа можно слепить из того что было, а с другой стороны – это не я такой, это жизнь такая. Во всём виновато государство, происки американцев, у нас нет ничего потому что нам ничего не дали.

Можно потратить всю жизнь на попытки перевоспитать взрослого ребёнка наркомана или психически больного, но никогда не пойти на выборы или не подписать ни одной петиции. Абсолютное размытие сфер влияния, что приводит к сильному разрушению качества жизни. Очень страшно замечать свои реальные ограничения, вообще замечать себя. Это в том числе имеет прямое отношение к способности обнаруживать различия, о которой уже говорилось выше. Если кто-то другой может выучить пять языков, значит я должен это мочь. И при этом – если никто не наказывает соседа Васю за воровство, значит и мне ничего не будет. Отсутствие адекватного восприятия реальности приводит к опасной неспособности прогнозировать последствия своих действий. При этом жизнь все равно эти последствия выдаёт в том или ином виде, но это вызывает только ярость и отрицание собственного вклада в происходящее.

Можно поразмышлять конечно о причинах происходящего. То ли это травма нации войной, тоталитарным режимом, но тогда она выглядит как будто неизлечиваемой. То ли это развитийная травма, когда в принципе в истории нации никогда не было благоприятных условий для развития здоровых психических функций. Это большой вопрос, в поисках ответа на который стоит всерьёз и надолго обратиться к мировой истории.

Каковы шансы в данном случае? Прекрасный вопрос – что делать? 
Честно – у меня нет ответа. Для меня пока эта история про замкнутый круг. Ведь компенсация пограничности и шанс на выход в развитие возможен только при получении ИНОГО опыта контакта. Причём очень длительного и интенсивного. Однако стремление получить этот опыт отсутствует, поскольку нет образа спасения. Жертва всегда будет искать своего тирана, отрицая все иное. Поэтому нам, в нашей скромной профессии, остаётся лишь «подращивать» и «подкармливать» тех, кто смог сохранить не просто надежду на спасение, но и сформировать хотя бы малую частичку образа того, как должно выглядеть счастье и благополучие.