Как я создала свою частную практику (мое интервью начинающему коллеге).

С: – Татьяна, как давно Вы работаете психологом?

Т: –  Первый клиент, которого я начала консультировать, был на последнем курсе университета. Это был 2009 год. Частная практика началась 11 лет назад. Она была с разной интенсивностью в течении этого времени, но вот первый клиент появился тогда.

С: – Как узнали окружающие, что Вы психолог?

Т: – Это было моё второе высшее, то есть я в сознательном возрасте уже пошла учиться. И пока училась все мои знакомые знали о том, что я учусь на психолога и что я очень хочу психологом работать, зарабатывать. Но клиенты ко мне приходили не от знакомых. Изначально я использовала такие сайты – агрегаторы. Они и сейчас есть, но конкурировать на этих сайтах стало гораздо сложнее.

С: – Б17?

Т: – Типа Б17, тогда был замечательный такой сайт – «свой психолог». Там я зарегистрировалась, на сайте было немного специалистов, причем сайт хорошо пиарили в интернете. Поставила небольшую цену за консультацию. Тогда я брала 500 рублей. И вот оттуда ко мне пришли люди. Изначально я демпинговала ценником. Не скрывала, что учусь на последнем курсе. Параллельно я пошла учиться на гештальт-терапевта. Получается у меня было 2 учебы и еще была  работа для денег. Работа, которая была совсем не связана с психологией. Пару часов после работы я принимала клиентов, либо по выходным. Получается, у меня тогда было примерно 3-4 клиента в неделю.

С: – У меня вопрос, смотри, чтобы написать на агрегаторе, с чем ты можешь работать, кого приглашаешь в работу, надо очень хорошо знать себя, что знаю, что умею. Ты уже тогда понимала свои границы как эксперта?

Т: – До того, как я начала принимать клиентов, у меня уже тогда было 1,5-2 года личной терапии. И это давало мне понимание, с какими темами я разобралась в себе, и тогда могу работать и помочь клиенту. Когда мне тема ясна теоретически, и практически я испытала на себе, как работать с этой тематикой, почувствовала как работали со мной, то изначально опиралась на это.

Это были те темы, которые мне были понятны внутри меня прежде всего. Мне было понятно, как поднять свою чувствительность. Как научиться лучше распознавать свои эмоции и что для этого надо делать. Я понимала, как разбирать человеческие отношения и что происходит в человеческих отношениях. Понимала, как подходить к вопросам эмоциональной зависимости. С этих тем я начинала консультировать. При этом, я себя не позиционировала жестко как узкоспециализированный специалист, такого не было.

С: –  Я не знаю таких запросов, обычные люди слов «эмоциональная зависимость» не знают, как это можно было написать всё в одном посте на сайте агрегаторе? Может я что-то не понимаю?

Т: – Я писала не так. Я писала в контексте того, что я психолог, который может работать с распознаванием своих чувств, с какими-то эмоциональными трудностями, с трудностями в отношениях. Если вы не можете выйти из тяжелых отношений, которые вас тяготят…. Я писала простым языком. При этом еще такой нюанс. Если в текст вворачиваются профессиональные термины… мне было интереснее работать с людьми, которые более готовы которые что-то почитали, которые вникли, статеечки поковыряли, книжечки почитали или хотя бы полистали. Люди, которые понимают, что терапия это долго, что это трудная работа, что это требует вложений сил, времени, денег, всего вот этого… и в этом смысле, как я подаю информацию – от этого зависит, какие люди ко мне идут, и кого я хочу видеть. Если я хочу видеть клиента, который совсем не в теме – тогда я пишу максимально просто, а если я хочу более подготовленных людей в этой теме, тогда я буду писать сложнее. Чтобы меня поняли, я с ними на одном языке говорю.

Еще интереснее люди, у который уже есть опыт в терапии, им уже не нужно объяснять почему это не 5 консультаций, а 105. Грубо говоря.

С: – То есть Вы сразу говорили людям, про контракт на длительную работу?

Т:  – Последние лет 7 точно делаю так. Я специально провожу первую встречу, на которой клиент рассказывает мне про свою проблематику. У меня выстраивается какая-то гипотеза про него. Складывается какое-то впечатление. Я смотрю, про что бы я смогла здесь работать. Потом задаю уточняющие вопросы, чтобы я смогла утвердиться в своей гипотезе. Я спрашиваю и проверяю. Потом разъясняю ему что я вижу, если он согласен с тем, что я вижу, то уже тогда объясняю сколько времени займет работа с этими вещами. Примерно. Это очень приблизительно. Потому что это зависит от кучи факторов: возраст человека, степень травматизации, от возраста, когда начались дисфункциональные условия. Я всё это раскладываю клиенту, и он говорит, да – всё похоже. Или нет, и тогда мы проясняем, как и где я ошиблась. И я говорю например, что вот это – как минимум год. Вот тут – я даже не знаю сколько, мне это не известно. Но в целом я ориентирую человека где-то на полгода минимум.

Бывают молодые клиенты, у них быстрее терапия продвигается, когда человеку 19-25, тогда это совершенно другая психика. Она по-другому развивается. А если человек за 40, то психика будет двигаться медленнее, и я большие сроки даю, естественно объясняя причины. Но в среднем это минимум на полгода работы. Мы заключаем контракт на длительную работу.

С: – Ты сразу начала в длительную работу приглашать людей?

Т: – Сразу ли? Нет. Вначале мне опыта не хватало предполагать время. Но я вначале говорила, что чтобы разобраться – потребуется время. Потому что человек приходит в терапию не для того, чтобы что-то понять, а для того, чтобы у него внутри что-то изменилось. То есть это некий процесс, который мы вместе делаем, чтобы у него что-то изменилось. Поэтому изначально говорила вот так: это время некоторое, и как только вы понимаете, что для вас запрос ваш закрыт – значит он закрыт. А там, где не чешется – мы чесать не будем. Я вообще не давала никакой ясности по срокам. И мне было очень диагностично, если человек остается в терапии и продолжает приходить, то значит я делаю то, что нужно. Если он куда-то исчезает, сливается значит либо я делаю что-то не то, либо он не готов. И такие случаи я выносила на супервизию, где мы пытались разбираться с этим. Что происходит, каков вклад мой и клиента.

С: – Интересно, это один из моих самых сильных страхов, говорить людям что они приходят на длительную работу. Когда из всех условно утюгов и чайников звучит, приходите мы вам поможем за одну встречу. А у меня нет волшебной палочки…

Т: – А её нет и у тех, кто говорит, что поможет за одну встречу. Её правда нет.

С: – Я согласен.

Т: – Ну и поэтому пускай кричат. Пускай к ним идут. Поймут, что за 1 встречу не получится, что они зря отдали деньги, а потому придут к нам. А мы им говорим честно, что нет – не одна, и не две и не двадцать две встречи. Вот как хотите, но это так. Поэтому я даже очень ЗА такое позиционирование, потому что оно обучает аудиторию. Обучает тому, что бывает вот так, а бывает вот этак. Вот за 1 встречу как оказывается не работает.

С: – Таня, ты начала с 500 рублей. Что произошло? Что случилось/приключилось в твоей жизни что ты подняла ценник?

Т: – Я всегда поднимаю ценник по одной причине. Когда у меня есть стабильный поток клиентов за такую цену. Стабильный – имею ввиду в течение года у меня сохраняется баланс и количество клиентов, либо оно растет. Я понимаю, что люди ко мне идут и остаются за эту цену. И они готовы длительно работать за эту цену. Если год это происходит, то я поднимаю цену. Кроме того – при хорошей работе график перегружается, и приходится поднимать цену, чтобы разгрузить поток новых клиентов. Но это не всегда работает)))

С: – Как я понял твою историю, сначала ты работаешь на работе, не связанной с психологией, но которая является твоим основным доходом. Но ты хочешь зарабатывать психологией. Низкая цена и консультируешь в свободное время. У тебя микроценник, работаешь, когда появился клиент.

У тебя появилось так много клиентов что ты ушла с работы? Или ты работала с этим количеством клиентов, пока не начала ставить нормальный ценник и увидела, что что ты зарабатываешь психологией столько же сколько на основной работе, и тогда ты сказала – всё увольняюсь. Как это совместить?

Т: – Сейчас объясню.  Я ушла с той работы, которая у меня была для денег. И я сознательно проваливалась в доходах. Я начала частную практику и сдавала комнату в квартире. С этого у меня было еще 20 т руб. в месяц. Так я перестраховалась и  организовала время для практики, при этом могла обеспечивать свои базовые потребности. И было у меня примерно 4-5 клиентов. Потом я подумала, что нужна какая-то работа, которая связана с психологией, но при этом будет иметь такой график, который не будет мешать моей частной практике. И я пошла работать в наркологию. В реабилитацию наркологическую. Наркоманы, алкоголики – частный реабилитационный центр где нужно было работать 3 дня в неделю. Там платили нормальные деньги, при этом есть время на клиентов. Почему мне это было важно? Во-первых, мне интересна тема. Во-вторых, коллеги, у которых можно было поучиться каким-то вещам. И в-третьих, деньги были нормальные, поэтому я уже могла внутренне не дергаться на тему того, что я в клиенте вижу кусок колбасы, будет он у меня или нет.

По большому есть 2 фактора организации практики.

Первое – простые базовые, если хочешь, маркетинговые вещи про то, чтобы обеспечивать себе хороший сарафан, стабильный, долгий, хорошо работающий. Для этого нужно хорошо работать – это раз. Для этого нужно пропустить через себя достаточное количество клиентов, которые обеспечат этот сарафан – это два. Нужно примерно 2-3 года стабильной работы хотя бы по 5 человек в неделю. Тогда много людей тебя знают, и много кто может тебя рекомендовать. Эта масса, которая работала с тобой может давать сарафанный стабильный поток. Плюс к этому, отлично если есть возможность организовать себе дополнительную аудиторию, с которой ты не обязательно будешь работать, но они могут про тебя знать и будут соприкасаться с тобой как со специалистом. Когда у них спросят про психолога, они первым кого вспомнят – это тебя. Даже если они не были твоими клиентами. В этом смысле реабилитация расширила мою аудиторию. Понятно, что там были пациенты, которых я вела. Лично планировала их лечение в центре и работала с ними индивидуально, помимо всех пациентов центра. И это очень важный фактор. Потому что, если этот пациент благодаря тебе там выздоравливает, если он трезвый – он будет тебя рекомендовать. Его родители, которые счастливы безмерно что их ребенок не употребляет и жив до сих пор, тоже будут рекомендовать. Это сильный психологический фактор. И плюс ко всему, там же в реабилитации я читала лекции для родственников из разных центров. Это родители или супруги или взрослые дети пациентов. И они тоже как-то со мной соприкасаются. В то время не было такого количества каналов на ютубе, инстаграм. Это не было настолько популярным как сейчас. Преподавание в универе тоже дает эту аудиторию – если нравится, как ты говоришь, нравится, как ты рассказываешь, как подаешь – к тебе тоже придут. Сейчас эту аудиторию тоже легко заполучить, если ты себя чувствуешь на своем месте. И вот это тот второй фактор. Первый более маркетинговый.

Второй фактор — это то, как ты себя чувствуешь. Чувствуешь ли ты себя терапевтом. Понимаешь ли ты сам, что ты делаешь. Веришь ли ты в то, чем занимаешься. Веришь ли ты что это работает, что терапия это круто. Веришь ли ты что это уникальная шикарная вещь, то, чем ты занимаешься. Ведь продать можно только то, что ты любишь. Не бывает по-другому. И в этом смысле обучение, причем правильное и грамотное обучение, помогает выстроить свою терапевтическую идентичность. Чтобы не мучил этот синдром самозванца, могу ли я, хочу ли я, магнолия))

У всех встает этот вопрос в начале практики. Как я могу деньги брать за это? За что я деньги беру? Поэтому я отучилась на 1-2 ступени гештальта. Вроде бы всё понятно. Научили работать. Сертифицировалась. Признали терапевтом. Но на самом деле это вообще не так. Потому что для того, чтобы тебя признали терапевтом и профессионалом, тебя должны признать в кругу коллег. Достаточное количество людей должно увидеть твою работу. Не один раз, как это происходит на сертификации, а много раз. Они должны быть с тобой в одной среде достаточное количество времени. И вот как раз 3 ступень, где обучают супервизоров, она дает эту профессиональную идентичность. Когда на протяжении 3 лет ты находишься в одной группе профессиональных коллег. Которые работают и у которых уже есть практика, клиенты. Ты проводишь сессии, ты там находишься и как терапевт и как клиент и как супервизор. Тебе  дают обратную связь. И на 3 ступени уже сертифицируют не тренера, которые ведут эту группу, а сама группа. И, когда группа тебя признает – да ты работаешь, работаешь круто и мы 3 года на тебя смотрели и мы можем тебя признать – это очень многое меняет внутри. Поэтому такой профессиональный круг людей, которые тебя признают, очень важен. Важен, чтобы подойти к этому состоянию – да я терапевт, да я стою денег, да я делаю какие-то вещи, которые работают. Я правда что-то могу. Это второй момент, который помогает нормально зарабатывать.

С: – Я вот сейчас подумал про забавное сходство, я тоже работал около года в реабилитации, и это позволило мне хорошо попрактиковаться. Реабилитанты не могут убежать от меня. Но если говорить про людей, которые не сидят под замком. Я правильно понял, что тебе было достаточно сайта и работы в ребцентре для того, чтоб построить практику?

Т: – У меня был свой сайт, но я его особо не пиарила, не раскручивала. Мне нужен был сайт, потому что мне было прикольно писать статьи. А я достаточно рано начала писать статьи, т.к. мне это нравилось и сайт был как хранилище статей. На Б17 я зарегистрировалась то ли в 11 то ли в 12 году, но оттуда ко мне пришло за 8-9 лет всего человек 5 в общей сложности, и все они были в основном психотики. Конечно, никакой внятной и длительной работы с ними не сложилось. Было много людей, которые записывались и вообще не приходили. И вообще Б17 это специфическая аудитория. Завсегдатаи этого сайта через одного пограничники, и большой вопрос, хочется ли лезть в эту аудиторию. Мне не очень хотелось.

С: – И я тебя очень в этом плане понимаю. Ночные звонки это …

Т: – Да-да, поэтому я Б17 использовала условно для болтовни на форуме, а потом я удалилась оттуда вообще, потому что уже никак мне это не заходит. Сейчас есть хорошие агрегаторы, типа Альтер, которые жестко проверяют квалификацию психологов. Они просят прислать тебя письма от твоего личного терапевта, от супервизора, все сертификаты. Анкету еще безумную заполняешь. Интервью с тобой проводят. У них жесткий отбор, но оттуда идут адекватные клиенты. С которыми можно работать, которые остаются в терапии. Их не так много, но тут уже вопрос к терапевту. Остаются ли у него клиенты? Потому что тут же важно, нацелен ли ты на долгосрочную или на краткосрочную работу. Если на краткосрочную – тебе постоянно нужен приток клиентов, его приходится поддерживать какими-то суррогатными способами. Если твоя работа долгосрочная – значит максимум, тебе нужно 1-2 человека в месяц новых, и этого будет достаточно. Отсюда и большая разница, как и где себя позиционировать. Хорошие клиенты были с врачебных сайтов типа докдок. Со многими я работала долго и интересно. Потом по рекомендации от них приходили люди.

С: – А как оттуда приходили? Я честно первый раз слышу про докдок.

Т: – Докдок это база врачей. И там есть раздел с психологами. Ты там регистрируешься. Потом появляется человек с запросом на психолога, тебе звонит оператор с этого докдока, говорит вот у меня на линии клиент он хочет записаться, могу ли я вас соединить? Они тебя соединяют, ты договариваешься с человеком о встрече, вы обмениваетесь телефонами, он приходит. А потом сайт получает часть оплаты от первой встречи. Я работала в основном очно, потому что так мне больше нравится. Сейчас потихоньку расширяю онлайн-практику с учетом переезда в другую страну через год-два. 

С: – А такие мероприятия как марафоны, вебинары?

Т: – Нет, это не моя история. Марафоны для меня — это вообще какое-то извращение. Наверное, это кому-то помогает, но скорее всего это для тех, кто хочет волшебную таблетку, и это не моя аудитория. Я понимаю, что человек, который пройдет марафон -скорее всего не придет в терапию. Потому что это не его метод, потому что он хочет быстро и просто. На счет вебинаров да, я делала лекции, и то это было 1 раз, по теме наркотической зависимости у детей и подростков года 2 назад.  5 лекций я там отчитала бесплатно и всё. По итогам этих лекций клиенты приходили, в целом эффект был, но повторять этот опыт пока нет времени и сил. И затык был в том, что я с детьми и подростками не работаю, поэтому мне не было интересно чтобы ко мне приводили своих детей. Скорее мне бы хотелось, чтобы ко мне приходили родители. Но родители не спешат. Особенно если это такие проблемные семьи, там очень много сопротивления, поэтому …

С: – С родителями там всё хорошо))))

Т: – Ну да, они так думают – вы деточку лечите, а я в сторонке тут постою. И не важно, что деточке 45 и он спился так, что три белых горячки уже пережил…

Возвращаясь к теме: чтобы я массово использовала вебинары – нет. Да что-то я регулярно выкладываю в соцсетях. Пишу какие-то посты. Активно что-то делаю последние пару лет. Основной мой поток – 90% это сарафан. И этот сарафан сформировался за 3 года.

С:  – Получается ты из раненых терапевтов. Что прошла то знаю и с этим могу помочь.

Т: – Да, изначально да. Личной терапии у меня сейчас уже 5 лет. И я очень хорошо замечаю, как моя личная терапия расширяет мой спектр работы. Насколько больше я могу дать. Насколько более тяжелые переживания я могу выдерживать вместе с клиентом. И насколько точно я могу давать именно то, что нужно клиенту в данный момент. Чем больше я получаю для себя в личке, тем больше я могу давать другим. Я лучше могу понимать, что с ними происходит. И все бОльший внутренний контейнер у меня вырастает. За последние 2 года мой подход к терапии категорически меняется. Когда я начала влезать в психоанализ – я и всё больше стала понимать, насколько он гениален. Это абсолютно потрясающе. У меня поменялась картинка, понимание процесса терапии.

С: – Ты перешла в личную терапию к психоаналитику?

Т: – Нет, не пошла, потому что я боюсь, что разорюсь))). Я бы пошла на классический психоанализ – на кушетку и 3 встречи в неделю, мне дико интересно, и я бы с удовольствием, но это слишком дорого. Нужно тысяч 60 в месяц туда вваливать. Но я не готова пока 60 тысяч тратить на это всё.

Терапевт у меня – гештальтист. А в психоанализ я пошла именно обучаться в этом году. История интереса к психоанализу появилась, когда я закончила специализацию по довербальной травме. К нашим тренерам из гештальт института. Такую специализацию невозможно сделать ни на чем другом, кроме психоанализа. Потому что ни в одном другом подходе нет настолько подробно разработанной периодизации развития – как зарождается психика, как она функционирует в каждый период жизни – это только психоанализ. И соответственно эти двое тренеров, которые лопатили психоанализ, открыли мне его богатство. Потом я накупила книг, я пошла в московский институт психоанализа на чистых прудах и поступила там на обучающий курс. У них есть такое – переподготовка 2,5 года. Там дают теорию психоанализа работающие и практикующие психоаналитики. И к одному из тренеров, у которых я была на специализации, я пошла на личку, зная, что она в теме этой теории и мне это важно было. Мы с ней год работаем, это конечно очень продвигает. Вообще другой мир открывается. Я даже немножко теперь жалею, что пошла в гештальт. В анализе учиться дольше. Если в гештальте я училась 7 лет, то в анализе это может быть и 10, и 12. Вообще не ограничено. Знай я это заранее… преподавай нам в вузе психоанализ по нормальному …  Ведь люди, которые преподают психоанализ в государственных институтах, не понимают, что такое психоанализ вообще. Поэтому если бы они давали этот подход на должном уровне, я думаю толпы бы стояли обучаться психоанализу. Поэтому жаль, конечно.

С:  – Что тебе кроме куска хлеба дала работа в реабилитации? Это же другое направление, в котором множество всего чего надо изучить. С такими проблемами как там, в обычной жизни, в практике не сталкиваешься. И понятно, ничего хорошего не будет, если смотришь на клиента как на кусок хлеба, но, по-моему, работа в реабилитации больше отвлекает, чем помогает. Или это помогает на разорваться на клочки, работая всё-таки как психолог?

Т: – Если ты работаешь в реабилитации у тебя есть кусок хлеба. Там работа другая, это не терапия, даже рядом не стоит. Там другой контекст если хочешь. Я делала так: работаю в реабилитации – кусок хлеба у меня есть. Приходит ко мне с улицы человек в личку, и я счастлива, что он пришел добровольно, платит деньги из своего кармана. Его не надо мотивировать и удерживать и «дядя руководитель» не настучит мне по башке почему у меня ушел пациент в этом месяце. И я была счастлива от того, что мне без разницы – останется ли у меня этот клиент. И вот это состояние, когда мне без разницы, оно очень чувствуется. Тогда я не буду его удерживать. Тогда я буду уважать его за то, что он решился попробовать. Я буду даже гордиться им за то, что он пришел. Я ему могу предложить то, что я могу, и возможно это ему подойдет или не подойдет и он уже не кусок колбасы для меня. Тогда тут появляется равность без насилия и принудиловки, и мне кажется, что на это в том числе люди оставались. На то, что мне не важно, останется он или нет. То есть  если клиент решает работать со мной – это здорово. Если мы сработаемся, и он останется, я буду полезной. НО у меня нет нужды в нем. Понимаешь? Есть потребность и есть нужда. И вот у зависимых как раз эта нужда. И когда нет нужды это как будто бы другое состояние. 

 Сама по себе работа в реабилитации не делает человека хорошим специалистом, а даже наоборот. Потому что ты ожесточаешься, глохнешь эмоционально. Тебе нужно выдерживать отвращение, раздражение и кучу всякого, которое приходится там контейнировать. Очень токсичная среда. Я ушла из реабилитации через 3 года, просто, потому что мне на супервизии сказали – Таня останавливайся. 3 года — это максимум, после этого времени человек может необратимо деформироваться. Потом из него получится хороший реабилитолог, но паршивый психотерапевт. По причине директивности и всех прочих вещей. Поэтому я уволилась, когда мне сказали: Тань ты что-то там… по-другому начинаешь себя вести, и на сессиях и везде. И в тот момент я поняла, надо валить, а к тому моменту у меня была уже стабильная практика.

 В течение 2 лет у меня было минимум клиентов 10 в неделю. Они оставались и в среднем с каждым человеком я работала год. Брала я на тот момент уже 2000 – 2500 руб, этого дохода было достаточно, чтобы уволиться из реабилитации. Это было лет 5 назад примерно, когда я уволилась.

Поднимать цену не страшно. Если ты уверен, что ты стоишь этих денег, то не страшно. Но это нужно пройти и пережить на опыте. Мысли что ты поднимешь ценник, и все разбегутся. Тебе хочется уехать на месяц в отпуск и тоже кажется, что все сейчас разбегутся. То есть через этот ужас приходится проходить принудительно. Пока ты сам это не испытаешь и реальность не подтвердит тебе, что твои страхи не обоснованы, конечно этот ужас не пройдет. Это нормально.

С:  – А такие места как авито, сайты бесплатных объявлений это работает?

Т: – Не пробовала, не знаю.  У меня была одна клиентка, она психолог, мы с ней работали с перерывами эпизодическими, но работали года 3. Она на последнем году начала свою частную практику, до этого она училась, работала в детском садике, и она умудрилась через сайты бесплатных объявлений и через контекстную рекламу в Яндексе организовать себе за несколько месяцев стабильную практику по 10 человек в неделю. Но она вложила туда денег. То есть 70% зарабатываемых денег она отдавала на рекламу. И можно так пожить примерно полгодика, пропустить через себя большую аудиторию и получив какую-то долю сарафана, уже снижать затраты на рекламу. Так тоже можно, у неё получилось.

С: – А комментарии на сайтах и фб? На сайтах типа докдок я понял, что работает, а фб? На группах психологических и околопсихологических.

Т:  – Самая бомбическая группа в фб «Психологи и психотерапевты», в ней вообще не стоит что-то писать. Там в принципе нет людей, которые куда-то к кому-то придут. Это такое… нескончаемое безумие. Ты знаешь, наверное, как это работает. В группе «гештальт сообщество»   какой-нибудь коллега выкладывает «слушайте есть такой клиент с таким-то запросом, такая-то работа предпочтительней, такой бюджет, скидывайте, я передам контакты» и вот я смотрю там 35-40 человек написали. Я даже не хочу туда соваться. Если это сам клиент написал, что он что-то хочет и у него там выстраивающаяся толпа под соусом «выбери меня!». 

Наверное это работает, но мне это тошно немножко. Мне не очень это нравится. Мне нравится, когда я пишу статью, человек эту статеечку увидел. Кто-то моей статеечкой поделился, добавился ко мне в друзья. Он начинает присматриваться и замечает, что я ему нравлюсь. И вот он приходит. И такие люди остаются в терапии. Есть коллеги, которые рекомендуют из рук в руки. То есть, например пришел человек к моему коллеге. Ходит, работает и все ему нравится. А потом он говорит «моя жена решила, что она тоже хочет на терапию». И мой коллега ведь не может жену его взять. Он рекомендует напрямую меня.  Его жена приходит лично ко мне. Потому что уже есть доверие. Ведь мужу нравится его терапевт, тот терапевт рекомендует меня, значит она уже с доверием приходит. 

Вот такие рекомендации гораздо лучше работают, нежели чем когда из 40 человек я буду надеяться, что он меня выберет. Конкурировать ценой, когда начинаются поиски тех, кто на 500 рублей дороже или дешевле. Не хочу. Мне не нравится такая история.

С: – Ты присутствуешь в соцсетях, клиенты твои у тебя в друзьях, и ты пишешь что хочешь?

Т:  – У меня есть клиенты в друзьях, в небольшом количестве, и да, – я пишу, что хочу. У меня нет ничего такого чего мне хотелось бы написать. Ничего такого необыкновенного, чего лучше знать моим клиентам.

С: – Ну не знаю, неужели человек, который стрижется коротко и красится в розовый цвет, не найдет чего такого написать на фб. Извини, я подкалываю, но …

Т: – Вычурного? А что я такого могу написать? Что я, например с мужем в ресторан сходила? Ну узнает мой клиент, что я с мужем в ресторан сходила, и что такого?

С:  – Или наоборот написать – не сходила.

Т:  – Такого не пишу))) я вообще так чтобы себя наизнанку выворачивала на фб  – такого нет. Я вообще такой себе человек, шизоидный, дистантный. Я не чувствую потребности сильно много предъявляться.

С: – А какие статьи ты пишешь?

Т:  – Пишу про то, что торкает, волнует эмоционально, сильно интересует.

С: – Но это и есть какое-то предъявление?

Т:  – Это профессиональное предъявление себя. Если я имею личное убеждение что гомофобия — это отвратительно, то я это скажу и в личной терапии, это я напишу и в статье, и в Фейсбуке. И тут я действительно собой и своим взглядом на жизнь, своей философией в некотором смысле предъявляюсь. Но как-то нет у меня проблемы, что узнает об этом клиент. Мои клиенты знают какая я, и чем я предъявляюсь. У меня высокий уровень лояльности, я принимаю себя и принимаю других. Есть, конечно, вещи мной не переносимые, но их очень мало. Профессиональная позиция она сильно другая, она отличается от личной.

С:  – А вот политические темы, где кто-то за красных, а кто-то за белых. Я за Василия Ивановича с Петькой, а ты, например за Врангеля. Или актуальная политическая ситуация, когда я за Путина или за Навального. Предъявляешь свою политическую позицию на Фейсбуке как на одном из…? Стоит ли?

Т: – В фб или в терапии? В фб в целом предъявляю, но достаточно редко… Чтобы ты мог себе представить – допустим, чтобы люди поняли мою политическую позицию, я могу репостнуть объявление о том, что будет лекция Валерия Соловья, например. Я могу репостнуть статью, в которой политическая ситуация рассматривается с той точки зрения, с которой я её поддерживаю. Но я не буду писать статью – что я думаю об отравлении Навального. Мне это не интересно, и не тянет это делать. Я не «ура патриот», а допустим потенциальный клиент – «ура патриот». Ну и ОК, он ко мне не придет, прочитав мой Фейсбук. И это хорошо для нас обоих)))

С: – Я забываю, что я смотрю с позиции, что каждый клиент – колбаса.

Т: – Если на то пошло, то мне нужна та колбаса, которую мне будет вкусно есть. И вкусно будет долго. А для этого я должна быть вкусной для человека тоже. И это важно. Чтобы не было вот этого насилия над собой, когда человек прочитал мой чудесный сайт, мои умные статьи, увидел мой профессиональный снимок на пол лица, сделанный фотографом. А потом он приходит и видит тетку с розовыми волосами, в татуировках, которая сидит с ногами на кресле и говорит: «ну здравствуйте». Зачем? И он скажет «боже куда я пришел?!» 

Не логично же. То есть, если предъявляться, то собой. И тогда я хочу, чтобы ко мне шли люди, которым я гожусь, более-менее такая, какая я есть. Есть же разные терапевты и это очень хорошо, что они есть разные.

С: – Таня, а какой маркер?… ты сказала, что если писать с легким налетом терминологии, то придут люди в теме, понимающие. а вот какой маркер у людей, которые работают в долгую?

Т: – Если брать срез по той аудитории, с которой я работаю – это люди с хорошим образованием, с интеллектуальной работой. Даже если это речь про цену в 500 рублей – ко мне не придет кассир из Пятерочки. Ко мне придет скорее студент хорошего ВУЗа. Это интеллект выше среднего, образование выше среднего, люди с интеллектуальной деятельностью и те, кто интересуются этой темой. Люди, которые изначально настроены на то, что обращаться за помощью к специалистам – это хорошо. Считают, что психология может работать. Они при этом смотрят серьезное кино, в котором они могут увидеть работу с психологом, это и культурный уровень соответствующий. Плюс это люди готовые признаваться в проблемах, люди с критикой к себе, то есть это такой невротик или хорошо скомпенсированный пограничный человек. Большинство погранично организованных людей, которые у меня уже были в качестве клиентов, это люди, которые учатся на психологов. В этом нет ничего плохого, погранично организованные люди становятся отличными терапевтами, они потрясающе чувствительны. Просто им нужно чуть больше личной терапии.

С: – Спасибо тебе.

Т: – Мне интересно у тебя картина поменялась после нашего с тобой разговора?

С: – Для меня открытием было, что агрегаторы работают, может быть я не на тех агрегаторах зарегистрировался, но для меня это открытие.

Т: – Интересно, всё оказалось сложнее, чем ты думал или проще?

С: – А все так просто и одновременно сложно. Я сижу и думаю, а что конкретно я делаю не так? На него не нашел ответа. В процессе у меня был прямо сильный инсайт, но сейчас … У нас из сходных моментов получается ты сменила вид деятельности и у тебя остались люди, которые тебя так и продолжили считать … вот я был айтишником, меня до сих пор считают айтишником некоторые друзья из прошлого.

Т: – Я делала колл-центры. Либо руководила, либо создавала на аутсорсинге другим компаниям с нуля. От железа до сотрудников и сценариев разговоров, KPI и прочее.

Я вот тоже сейчас сижу и пытаюсь понять, что главное? И я понимаю, что психотерапия была для меня всегда такой прекрасной, интересной вещью, что даже будучи работником совершенно другой сферы, я разговаривала со всеми друзьями о терапии. Читала книжки по терапии. Я посмотрела «In Treatment»  сто лет назад и всем рассказывала, как это круто, и как я тоже хочу сидеть вот так в кабинете. Я вот о чем: люди идут, когда ты сам веришь, что ты делаешь нечто настолько прекрасное, необыкновенное и лучше этого ничего в мире больше нет.

С: при этом ты не продаешь же?

Т: – Ну я не могу сказать, что это продажа такая. Я меня был парфюмерный бизнес, при этом я не продажник вообще. Но я умудрилась за 4 года набрать огромную для меня аудиторию, примерно 150 тысяч я зарабатывала, не сильно напрягаясь. Меня сейчас введи в Яндексе «Татьяна Чувильчикова», и первое что будет «Татьяна Чувильчикова – духи». И это не потому, что я хороший продажник, а потому что я обожаю парфюмерию. 

Я продала этот бизнес сейчас, он начала мешать моей главной работе.

И я никогда не писала, как в инсте «обалденный аромат, охренительный шлейф, то сё, пятое десятое». Я писала – девочки я себе купила «отливантик», или я взяла себе на распив и вчера целый день разнашивала, а позавчера я ходила в ЦУМ там новинки, и я правда покупала и ходила и тестила… Я правда от этого всего кайфую… 

Люди идут на честность.

Когда я честно говорю клиенту, что 5 лет терапии — это лучшее что я сделала в своей жизни (а я правда так считаю) – этому верят. Потому что это правда.

С: – Но когда ты начинала, ты не могла говорить, что у тебя 5 лет

Т: – Но я могла говорить, что у меня было тогда два, ну может полтора года. Не важно, что ты говоришь, важно, как ты об этом говоришь. Надо любить то, что ты предлагаешь. И тогда это другое состояние.

С: – Возможно у меня другой смысл скрывается под словами «любить что ты предлагаешь». Я не могу сказать, что мне не нравится то, что я делаю. Я сменил профессию в 36 после 25 лет в айти. Где я из пацана с отверткой дорос до владельца СЦ с авторизацией Asus, Lenovo, HP, Dell, но при этом всём окружение, люди, которые друзья с кем я мог раньше разговаривать разбежались, с криками «о боже он психолог». И у меня заново строится круг моего общения, раньше обижался и не понимал, теперь смирился, принятие уже. Вот не понимаю есть ли смысл падать в цене? Работать за 500 рублей

Т: – Нет смысла, сейчас уже 10 лет прошло, сейчас можно и с 1000 начинать, ориентируешься на средний ценник психолога по своему городу. И делаешь ценник в 2 раза меньше. Или ориентируешься на аудиторию онлайн по всему миру. Тогда ты ставишь ценник, который ты считаешь нужным.

С: – Тут вот еще такой момент, я учился в Москве, и сейчас продолжаю, слава богу есть онлайн. А кто-то закончил местный задрюпинский вуз и проработал в детском саду всю жизнь. Есть ли смысл равняться с ними?

Т: – Тебе нужно равняться с теми, кто уже делает то, что ты хочешь делать.

С: – В любом случае?

Т: – Конечно, и только так. Если ты хочешь развивать частную практику, ты идешь учиться к тем, кто развил частную практику. Если ты хочешь делать марафоны, ты идешь к тем, кто делает марафоны. Если ты хочешь заниматься частной практикой тебе нужно обучение в каком-то узком подходе, длительное – тебе нужно вливаться в профсообщество этого подхода. Это постоянные супервизии. Каждого клиента, который пришел и ушел ты разбираешь на супервизии. И так далее.

А если это другой какой-то формат, ты идешь к людям , которые это умеют. 

С: – Я когда начал учиться, мне сразу не хотелось в детский сад, я параллельно с университетом пошел учиться на терапевтическое направление. Сначала это был дианализ профессора Завьялова из Новосибирска. В поисках быстрых методов закончил телеску (бодинамика). Понял что-либо преподаватель не тот, либо метод работы не мой. Теперь я выбрал эмоционально-образную терапию, мне стало намного понятнее в отличии от того, что я делал ранее.

Т: – Фактически ты только определился с подходом.

С: – Ну да, год как уже. Если с дианализом и бодинамикой 3 года получается.

Т: – Хочется надеяться, что хоть что-то будет тебе полезно из того, что я наговорила.

С: – Огромное тебе спасибо. Я вспомнил про 2 вещи, на которые надо опираться – профессиональную идентичность, по крайней мере я так воспринял что когда она твердая то и клиенты начинают приходить. Что в эту сторону надо заняться если я чувствую какую-то слабость…

Т: – И супервизия тебе в помощь, групповая, и индивидуальная.